На Севере ночи сияет звезда небосклона.
Умолкшее слово застыло в звучащем цвету,
и вымолвишь что-то, и спросишь лениво спросонок,
и быстро в отскоке поймаешь, как мяч на лету.
Проснувшись с ответом – он выверен сурой Корана,
и выучив алгебру чуждых и прочных основ,
увидишь, о чудо! Раскрашенный воздух из снов,
и в гранях стакана прозрачные слёзы тюльпана.
А время всё ищет, следит: где неровность лица.
Да, только успеть бы ещё хоть бы раз обернуться,
ведь лоб запустенья распустит морщину с конца,
а в зеркале лета, как утро, маячит занудство.
Во-первых… скликается чаще, уже, во-вторых,
а в третьих – на празднике корточек, чтобы усесться,
я краски возьму теней, ненадолго займу, до поры,
чтоб в зеркале лести всё стало легко и по сердцу.
А после, с трудом выбираясь из путаной фальши,
ты вспомнишь, о, Господи! Нынче пречистый четверг,
а время летит, ты уходишь всё дальше и дальше,
уходит Тверская, а следом и Пушкинский сквер.
На севере ночи тускнеет звезда небосклона,
притихшее слово молчит в безымянном плену.
Ты вымолвишь что-то, и скажешь лениво спросонок
а я, может быть, только горько тебя помяну.
|