На закрытых глазах, рисует глаза Жан Кокто.
Сюрреализм сна не более реален, чём мыльные пузыри.
Тень гуляет за домом, в сумраке дождь, а за ним уж Никто
Достаёт свои чёрные масти и крупные козыри.
Колдует марта блюз, вплетая в небо сонные аккорды
На зимних улицах мёрз, заблудившись, иногородний пассажир
К нему тянулись форточек немые руки, домов оскалы, башенные морды
И надпись стрелкой на щите – в ночи белел её ориентир…
Протёрта кожа у бездомного тумана, что стелился по Кашире,
Шурша потёртостью шоссе, маня, но, не соблазнив возможностью возврата.
Ему развилок, вторя широтою. Пространство становилось шире
И уходило с черным ядом ночи за вечностью к Сократу.
А дальше, что может случиться, он выйдет из положения, из
Щели сна, из облака слепого, из сгустка синей темноты
И тень, скользя, спасаясь, мелькнёт крылом, улыбкой Моны Лиз
И в обморок глубокий упадёт, как с крыши в марте падают коты.
И серый дождь, ушедший в бледность, сломав струю как карандашный
грифель
Закончит сюры рисовать. Он уберёт свои карандаши в пенал.
В разбавленной крови, цветной, у луж, кочуют пятна, как по миру Скифы.
А уходящий сумрак по шоссе, себя на день придирчиво менял.
|