ПАРАБОЛА ПИСЬМА. ПОРА БЫЛА ПИСЬМА.
(Из книги «Нити творчества»)

«Кому даны редчайшие права?
Озвучивать, соединять и разделять слова?..»

Наверно мастеру, но не в булгаковском смысле….
Есть то, что становится постижением и достижением мастера (имеется в виду искусство ремесла).
Поэт бывает исследователем и творцом поэзии одновременно, например, Осип Мандельштам «Разговор о Данте».
И тут же из памяти всплыла его строчка:
«Лиса и лев боролись в челноке…».
Как соединились лиса и лев, да ещё в челноке…?
Поэзия – это сопряжение далёких ассоциаций, соединяет несоединимое, перебирает то, что находится рядом, близко друг от друга, и получается то, что нельзя предвидеть, несмотря на то, что логика слова и смысла диктует совсем другое.
Поэт исследует лабиринт слов, иногда леденящий, иногда преодолевающий смерть, а иногда предвидя её, как Аполлинер. Спокойному взору Гийома всё равно когда его убьют: в начале или в конце века…
Поэзия, о которой пойдёт речь, более кропотливый творческий акт, где происходит преобразование ощущения в слова и всегда это делается ради одной детали…. Получится этот нюанс – получится и стихотворение.
«Фиолетовые руки на эмалевой стене» (В.Брюсов).
Иногда стихи идут, запинаясь, как обычная речь, заикаясь, слова как бы перебивают друг друга, сбивая тем самым темп, свой ход и ритм, избавляясь от гладкости и причёсанности.

« И ты шёл с женщиной, - не отрекись.
Я всё заметила, - не говори.
Блондинка. Хрупкая.
Её костюм был чёрный.
Английский. На голове -
Сквозная фетэрка…»
(Игорь Северянин)

Ибо поэзия не есть результат, она всегда углубляющий процесс. Это оседлание хаоса и рождение исчезающего, стремящегося наверх, к выходу сгустка энергии магмы, дающей возможность медитировать, и прикасаться к неприкасаемому…
Надо уметь в течение небольшого времени, поправляя что-то, войти, попасть внутрь текстового пространства, дыханием и движением крови быть связанным со словами…
Любые языки дают ключи к постижению настоящего и будущего мира и самого себя: язык переживаний, язык непреднамеренного припоминания,
язык невнимания, пренебрежения.
Очень трудно выбрать, выгрести до конца материки припоминаемого, из ассоциаций, смысла, символов, которые поворачивают слово неожиданной стороной, нечаянной гранью.
Всегда интересно узнать: кто и что стоит за стихами? Какие стихии играют? Какие знаки второго плана? Как будущее отсвечивается в настоящем, что остаётся в пригоршнях.
М. Волошин считал, что стихотворение закрепляет лик пишущего в вечности или того, кому посвящается, о ком пишется…
Поэт часто выступает в роли шарлатана, ему важно заморочить голову, но он всегда ищет пьянящий дух, не понимая где реальность, где сон.
Искусство написания находит того, кто может выплеснуть всё что актуально, кто может выкраивать и дополнять, отыскивать без внутреннего напряжения и как бы случайно, походя находить, что надо вычеркнуть, а что вписать.
И вроде бы без усилий, без мук творчества, но длительно и скрупулезно перебираются образы, метафоры и звуки.
Муки творчества возникают, когда ты не понимаешь, в каком потоке движешься сам, когда тексты не разложены по своим каналам и нити смыслов с чувствами сплелись в бесформенный комок.
И только, тонкий шёлк, свиваясь нитью в руках мастера, выводит образной символики узор.
И новые горизонты связаны нитями творчества со старыми:

«Девушка пела в церковном хоре…»
«Девушка пела в подземном переходе…»
«Девушка смотрела в окно на восток
взгляд её холоден, профиль жесток…»

Кому это может быть нужно?
Да, никому….
Поэзия вещь на самом деле никому не нужна, поэтому обладает исключительностью и уникальностью.
Поэзия нужна только в личном аспекте, чтобы воспитывать ежедневно, удерживать и развивать собственную индивидуальную семантику, которую постоянно смывает океанический прибой событий, и взаимодействий людских. Сохранить воздушность узора своего, не дать разбиться и унестись волной в водовороты житейских коллизий - задача духа, его творческой силы.
Он, созданный природой и творцом, хранит и тексты, и судьбу автора.
Текст и судьба связаны. Часть пишется и сбывается. И когда поэт начинает подмечать эту особенность, он начинает быть осторожным и, даже чуть побаивается того, что пишется – пророчество.
Смерть автора делает книгу бессмертной. Или она вместе с поэтом исчезает в пучине времён, но может быть её кто-то, созвучный по вибрациям, по родственной семантике найдёт когда - либо.
Великая поэзия всегда манифестируется. Выходя с бессознательного уровня на сверхсознательный, к звёздам, она всегда обращается к праначалу.
А в начале было Слово, но слово не человеческое, а Слово Божие.
Поэтому нет слова без Бога и нет Бога без бега слова,
Поэт считает своим Богом дыхание. Отсюда, наверное, слово вдох-новение….
Конечно, можно представить молчащего Бога и мёртвое слово, не наполненное ничем, без трепета своей плоти.
Но Бог есть бег слова, а так же память, но не обычная – то, что нельзя забыть и трудно всё время помнить.
Разные формы памяти в поэзии находят свои оттенки и выражения.
От самовоспоминания, как пробуждения, до припоминания чего-то неясного: Рим, и Лев, и Велимир…
Всё это накапливается в виде образов, осознанной игрой знаков, тайной красоты. Открываются горизонты языка как внутри, так и вне него.
В каждом человеке однажды просыпается поэт или в раннем детстве или чуть позже или в зрелом возрасте. Креативная точность не убывает, если заниматься осознано или бессознательно семантикой, символикой, знаковостью в искусстве. Простые сочетания гласных и согласных в виде простых или сложных слов вдруг открывают тайный смысл и возможности.
Спасение поэзией, это главный мотив поэтического творчества для многих. Самоисцеление - способ подключения к творческой энергетике. Если она не сублимируется, то сакральные образы метафорами, символами все-таки проступают сквозь любые смыслы.
Тонкость семантической обработки движений души поэта – есть навык мастера. Притча, аллегория, параболическое повествование – всё так просто, была пора письма…
Поэзия в простом показывает собственный путь. Как развивать его?
Творчество это постоянное редактирование несуществующего текста.
Творчество это активное воображение. Слагать слова в хорошие метафоры, это умение подмечать сходство, или различение и, зачастую, осознавание своего воображения.
Необходимо всё время присоединяться, прислушиваться и изучать, чтобы понять структурные узоры различных потоков, чтобы собрать их, позднее, в конструкции внутренних монологов предельной напряженности соперничества твоей души и духа.
Стихи, мольбой, обращением, жалобой, посланием, проклятием, всегда имеют свою направленность к Богу, женщине, потомкам, другу.

«Я удручён своим приятелем…»
«Я удручён своей женой…»
«Я удручён самим собой…»
(А. Ровнер).

В сборник стихи всегда собираются медленно, как войска, которые движутся на большую войну.
Для поэта главное – представление, предощущение, одиночество, опознанное через знаки, средства, тайны… Его жизнь полна случайных мистических соприкосновений, дарованных судьбой.
Не все слова подходят друг к другу, не все сочетаются… Они как люди, некоторым противопоказано совместное проживание, вступают в схватку, и воцаряется багровый хаос...
Любить слова в старом русском значении, любить обнаруживать новые повороты смысла в старых текстах, который уже в настоящем спустился несравнимой энергией небес.

«Он что-то делал с языком...
…дымился, бился, извивался
и, наконец, ему сдавался
и делал то, что он хотел».

Неожиданный взгляд, даст больше, чем, если бы ты стал разрабатывать новый сегмент или различный материал, приходящий во время творческой медитации.
Какова семантика внутреннего языка образа, который так отличен от внешней формы, и так непереложим и невыразим? Только поэтическое творчество может извлечь дрожание смысла внутренних знаков словами на поверхность и дать сопутствующее зрительное изображение, поддержку и фонетическое обрамление.
В поэзии нет готовых, раз и навсегда зафиксированных идей.
Даже стих, вроде бы уже сделанный, продолжает развиваться, жить, и если к нему постоянно возвращаться, вовлекаясь в его поток, то откуда-то из-под текста, проступают сверхзнаки реальности, блеск тончайших смыслов.

Поэзия есть то, что не есть ты, то, чего у тебя нет.

Поэзия может быть описательно - подражательна, даже в случае, если она находит свою аллюзию, получая при этом присущее ей удовольствие.
Например:
«Я утром проснулся,
и что-то меня обуяло,
надвинулось и смешалось,
как зло и добро, дерево,
глина, стена, стекло, одеяло
и свет потускневший,
как старое серебро»
(Назым Хикмет).

Дескрипция – это отчёт о реальности разных поэтов, разных людей.
Разговор о жанрах, это разговор о конвенциях, т.е. условиях и условностях.
У поэта владение различными жанрами – это умение использовать себя в качестве призматического кристалла преломляющего, раскладывающего и собирающего свет – восприятие, впечатление.
Усиление в определенных точках одних составляющих спектра и ослабление других - это и есть структурирующее и предопределяющее систему - жанр.
Например: героиня в тексте молчит, слушая говорение героя, но её молчание описано так, что оно становится основным моментом в поэтическом изложении: «Любимая, какая красота…».
Система как бы указывает способ восприятия, слой служения вещи, способ воспоминания её устройства, способ сгущения вещи.
Структура обычно осуществляется, как вполне управляемое, предвидимое в области становления, и, в общем-то, это фиксация.

«Садится солнце за большую реку –
как красный слон, бредущий умирать,
готовый стать
цветком в петлице века.
Бредёт поэт, он – красный слон…»

Здесь процесс выражения – есть процесс самореализации: он не «сын солнца» Бальмонта, он «красный элефант», за которым следует отсутствующая структура.
Найти точное сочетание способа выражения и структуры вещи, это, значит, найти точный жанр, форму передачи и найти себя. В этом смысле поэты своей жизнью обогащают тексты.
У поэта бывает дискриминация какого-то вида, иногда он предпочитает писать только иронические тексты: только так и никак иначе, иногда больше затрагивает эпическое или драматическое, иногда разноплановое использование сарказма, патетики.

«Это было в провинции, в страшной глуши.
Я имел для души дантистку
С телом белее известки и мела,
А для тела – модистку.
С удивительно нежной душой».
(Саша Чёрный).

В настоящее время поэт изымает жанровую определённость текстов, составляет жанровую какофонию, оставляя лишь структурирование отдельного впечатления.
Образные системы интернат-интернетных голов остались симулякрами впечатлений и переживаний, им не надо готовить себя к бытию…
Им не нужны образы древней ночи, образы раннего утра, сверкающего полдня, тепла, ускользающего вечернего холода, и дрожи бесконечно длящейся зимней ночи….

«Пускай дрожит вода в фонтанах.
пускай поёт сосновый воздух,
пусть ветер строит в небе замки…
…нас всё равно не изменить:
мы тайной радости послушны…»

Владение образной системой расплывчатой или точной, складывающейся и распадающейся, цвет и свет которой струится из строчек, сухость, влажность, мягкость и грубость, вызывающие ощущение адекватности.

Во что превратишься ты, оставшись без поэзии, без «этой страсти простодушной»?
Стихам не важно, с какой целью они были созданы, для них важно, с чем они будут соотнесены.
Разговор о поэзии беспределен, поэтому надо ставить точку или, по крайней мере, многоточие….

<<<     ОГЛАВЛЕНИЕ     >>>