ЖАНР ОБОРВАННОЙ СТРОКИ

Если жанр сонета понятен в своём постоянстве, а жанр баллады в своём изменении, то жанр короткой строки не совсем прояснён. Он более характерен для восточной поэзии, особенно японской.
Если бы я давал уроки мастерства поэзии, то начал бы, несомненно, с обучения жанру короткой оборванной строки, и знакомству с её оборотной, внутренней стороной.
Клиповая поэзия, полуоборванная строка, где, как бы опускается соединительный союз и … Эффект получается, на изъятии этого союза и строки устремляются в разные направления, двигаясь в бесконечность.
Ядро, приведенного ниже стиха было позаимствовано у латышской поэтессы Вии Бейнерте. Оно выглядело как подстрочник и вот что мне удалось из него вытянуть:

Здесь стало холодно. Дожди
Обрушились на голый город.
Я выезжаю, подожди
Не утоляй прекрасный голод.
Повремени, поистязай
Меня разлукой. Горло сдавит
Родимый мой никчёмный край,
Который, вдруг печальным станет,
Чужим, забытым впопыхах,
В той суете прекрасноликой,
В прихожей, где вчера впотьмах
Благоухало, синим базиликом.
Теперь, прощаясь уходящим кликом,
Забудь о малом, о великом,
Прости за нетерпение, вчерашность
Вчера, скорее приезжай!
Но, нет, не прозревай, моя весёлая незрячесть.
Побудь слепою, не спеши
Куда - то в темень, будто бы прохожий,
Благодари, что этот день ещё не прожит,
Не покидай, так явно, зримо
На ощупь, так знакомый край,
Он, оскудев, истратив нежность, выражает:
«Ну, приезжай, ну хоть потом…»
Но я опять не выезжаю,
Сегодня, погоди, постой,
Не приближайся, просто стой…
«О, Господи, опять простой»,
Не прикасайся, если сможешь,
А слушай стоны тишины густой...
.......................................................
В тексте важно «согласовать гласовки и согласовки», выдерживать многочисленные оттенки, интонацию, поддерживать накал, достигать многого отсутствием союза, играя знаками препинания…, хотя сейчас стало модно вообще не расставлять знаков. Суть рифмы в слышание ударной гласной и безударной. Рифма показывает, подсказывает, куда плыть смыслу. Возникает своеобразный рифмо-смысл. Если рифма занимает хоть полслова, то вибрация звуков и букв становится устойчивой, если в окончании всего 2-3 буквенных рифмических совпадений, то неточность, шаткость, недоработанность: слово еще не прилетело, не нашлось. Чем тоньше слух поэта, тем вернее возникают дальние рифмы или контрастные, совсем вроде бы не совпадающие и разведённые в разные углы поэтического. Без должной рифмы крепость напитка стиха расползается, нет чёткости, и стройности, и не кружится голова читающего.
Если совпадает ритм и тональность строя души, то возникает резонансно- ритмическая поэзия. Система внутреннего ритма рождает строку – но не дай Бог, использовать это, показывая фокусы ради фокусов. Ритм присоединяется к дыханию, и оно останавливается в конце строки. Если он не берёт за душу, не доходит до вас, то «поэзия и не ночевала там», скудна связь времени и пространства, знак неодушевлён – формален, скучен.
Поэзия многое оправдывает: противоречие, несовершенство, сложности времени, ограниченность пространства, нечёткость, расплывчатость, двусмысленность знаков… Поэзия много не объясняет: почему хромает стопа, почему появляется лишний слог или не хватает полритма. Это «хромой» размер, в нём обычно преобладают стихи цезурованные, а бесцезурные звучат перебоем.
Важно настроиться на вибрацию конкретного образа, не выпуская из внимания ни единой черточки конкретного человека, свою мягкость и фантазии адресовать, как послание к нему. Тогда получается «астральный контакт», столь милый поэтической душе, оберегающий её. Эта информация как бы вводится в тело произведения, и стих оживёт естественным обращением, посланием и возникает, как сейчас говорят «message».
Если правильно всё смешано: биенье сердца, вдохи, выдохи и пульс виска, припоминательность даёт вспомнить даже сектор давно ушедшего сна. Язык возникнет, чтобы описать стремительность забытого мгновенья и пробужденья, где поразило красотой лицо, не встреченное больше никогда, и ясность предопределенья - секрет развития событий, тайна предуведомленья…
Повествование о жизни идёт в шаге, чуть впереди, знает длину процесса, где каждая строка тонкий намёк и ясное предзнаменование, взятое из прошлого видения.
Вернёмся к образу, который есть венец воспоминанья, отблеск, но которым Создатель позволяет поэту взглянуть, незрячими глазами, предельно заострив внимательность и чувствительность. Как указание на некое сверхзрение поэта, встречаем мы у слепцов древности : Гомера, Тиресия, Демодока. Оксиморон здесь не причем, обдумать алгебру имен, вобрать в себя их опыт, войти в их время, жизнь, как в женщину, любя, - урок, всем постигающим живое. Для поэта возможно веданье космических законов для поэта, гармонию «постигших божество»: пророчество псалмов Давида, мудрость Соломона – его «Песня Песней», архитипическое знание праотцев.
В поэзии важно умение стоять между хаосом и гармонией, тогда находится свой лад, тогда возникает мучительное паденье упорядочения разлада и боль от удара о космическое дно, но тут же взлетает радость, восторга совершенство. Лучше чем в прозе поэзия описывает сложные микроциркуляции, движения внутри себя: несовместимость с чьим-то ритмом или наоборот соответствующий чему-то темп, вибрацию, являющуюся сверхвиденьем, сверхчувствованием, сверхзнаком.
Как следствие этой особенности поэты, как и любые алхимики – мастера, владеющие словом, опасны для масок власти, ибо настоящий поэт всегда эти маски обнажает. Иногда пророчит, иногда говорит тихо, совсем невнятно, но его проекции точны, инстинктивно, интуитивно отражая то, что есть. В любом человеке можно угадать тень поэта, как тип юродивого.
Поэт принижен, унижен, когда он не слышит свой голос, когда он слаб, тяжело дышат стены, и ниже он самого низкого цветка - то на площадь, услышав беспомощный писк, приходит сам Бог. И Он даёт строчку, даёт выражение, нужное слово во спасение, даёт равновесие между слабостью и силой. И приходит внутренний мир волшебный, мифический, сказочный, давая возможность черпать силы духа, встретиться с чудом.
В жесткой руке экзистенсиса совсем другие правила, совсем другие реалии, это объясняет вечное противостояние души и духа: «Лишь поэзия душу бережёт» (Вийон).
Когда нарушается равновесие между прозой и поэзией, то часто умирает гениальный поэт, становясь романистом. Например, Владимир Набоков. Мне очень жаль, но сделан выбор, и слово ещё никем не сказанное легло за гранью поэтического потока.
Потоковая поэзия, где вкус в стихах похож на вкус в музыке, он ближе к вкусу крови. Яркий пример такого типа поэзии – Леонид Губанов. Его слух в стихах – иной, голосовой слух, с первых ступеней он слышит, как фальшивит другой и умеет слышать свой голос, чтобы не соврать.

«Черновики стреляются в горах
Незнакомка в секунданта тычется,
Эхо с тёплой кровью на губах,
Напоминает стол его Величества»,


Разные люди поэтическим называют разное, иногда даже совсем несопоставимые, неприемлемые вещи. Одним нужен высокий слог, октава божества, другие считают поэтическими самые прозаические детали, третьи, народную поэзию: частушки, речёвки, дразнилки, рэпп, но мало кто ищет в поэзии метафункцию глубинных, смысловых открытий, прозрение.

«Пусти меня, отдай меня в Воронеж-
уронишь ты меня, иль проворонишь,
ты выронишь меня или ввернёшь:
«Воронеж – блажь», Воронеж – ворон, нож.
О. Мандельштам.
Или:
«Москва – Воронеж, хрен догонишь…» (народн.).

Когда побеждает метрическая поэзия поэзию рифм?
Например, 3-х стопный ямб, похож на развалистую походку, на звон колокольчиков бубенцов, лошадей, заснувшего ямщика.
Поэзия нужна только в личном аспекте, чтобы воспитывать себя ежедневно, удерживать и развивать собственную индивидуальную семантику, которую постоянно смывает океанический прибой событий, и взаимодействие человеческих коммуникаций (язык другого). Сохранить воздушность узора своего, не дать разбиться и унестись волной в водовороты житейских коллизий - задача духа, его силы. Он, созданный природой и творцом, хранит и тексты, и судьбу автора.
Всё накапливается в творческой мастерской в виде образов, осознанной игрой знаков и тайной красоты. Открываются горизонты языка как внутри, так и вне его. Простые сочетания гласных и согласных в виде простых или сложных слов вдруг открывают тайный смысл и возможности.
Художественный символ является выражением эроса, как древние женские образы Мандельштама: Морелла, Лигея, любящая только Давида, Элеонора, Серафита, Соломея («Соломинка») – это символическое замещение, ноумены есть суть его – подавленные желания, но сублимированные в вечных женских образах, как у Блока в его прекрасной незнакомке. Это анимальные (анимус, анима) стихи, со знаком вечной женственности или обращённые к двойнику в отражении зеркала: то ли это ты, то ли кто-то другой.
Поэзия у некоторых поэтов сплошной разговор о сокровенном, иной поэт, словно малыш, прячась, закрывает ладошкой личико. Раздутое Эго его, выбирает важнейшие социальные темы, но специфика поэтического творчества выводит энергийным накалом на первый план, самое интимное:

«Я достаю из широких штанин …».

Что можно достать из широких штанин? Всё что угодно, но только не то, что естественно напрашивается. Вот и приходится щеголять краснокожей паспортиной, чтобы скрыть, что «Оно» лишь «Облако в штанах».
Пример этот не скабрёзный, он лишь о том, что понятие эротическая поэзия, наверное, психологами воспринимается как тавтология, если творчество помогает поэту решать свои личностные проблемы (эротика = романтика = поэзия). Будучи открытым к творческим потокам, и не говоря об эросе, поэт будет петь о нём, чем бы ни были заняты его мысли. Быть же закрытым стихотворцем невозможно, получится рифмоплётство и самый «откровенный» эротический стих никогда таковым не станет. Вот и получается, что писать об эросе поэту удаётся, лишь работая, ища гармонию, в собственной реальной сексуальной энергии, – Сапфо тому пример, и тут тема Танатоса и Эроса сама выходит на первый план.
Изящество языка сопровождает инстинкт, одухотворенное соитие - не коитус и оргазм, а поцелуй неба. Это – вечно сменяющее друг друга, повторение первичной иерогамии, гармонизирующее объятия неба и земли. Эпитафия, сменяющая эпиталаму – череда песен античной поэтики, методологически иллюстрирует этот хоровод.

«…Будет день – и к вам, молодые девы,
Старость прейдёт нежеланной гостьей,
С дрожью членов дряблых, поблекшей кожей,
Чревом отвислым – Страшный призрак!..»

Почему тема бессмертия поэта столь актуальна во все времена? – Потому что поэтом опознана красота, соотнести которую со смертью трудно.
Чему сопротивляется поэт, когда говорит о своём бессмертии? – семантике разрушения, распаду, тлену, деструкции, Хаосу.
Смерть избавляет от боли, страданий, забот, она не самоцель, но само естество: коль есть начало – есть конец, поэту ли не знать этого? – наверно знает но, работая с необыкновенным материалом, использует энергию сакральных образов, наследие необозримой древности, не имеющей завершенности, а значит существующей вне времени – в вечности.
Спасение поэзией, это главный мотив поэтического творчества. Самоисцеление - способ подключения к творческой энергетике, но если она не сублимируется, то сакральные образы метафорами, символами проступают сквозь любые смыслы. Тонкость семантической обработки движений души поэта – есть навык мастера.
Поэзия излечивает, известно это из веков и ныне - арттерапия. Пожилая женщина, на закате дней, вдруг обнаружила у себя способность исцелять. «Как делаете это, Аграфена Львовна?» - задаёт ей вопрос журналист. «Да просто, - отвечает та, - пишу стихи нежные, ласковые - почкам, печени, ногам, всему хворобному, с чем ни придут». Притча, аллегория, параболическое повествование, - всё так просто. Поэзия в простом показывает нам величие нашего собственного гения, пути, как развивать его. Но вернёмся к жанру оборванной строки, который может продолжаться бесконечно….
Продолжим читать, начатое в начале статьи стихотворение:
………………………………
Как стало холодно, дожди
Обрушились на рощу и на город.
Ты приезжаешь, подожди –
Не утоляй прекрасный голод.
Не засыпай, повремени
Перед томительным полётом посмотри,
Не туго стягивай на поясе ремни.
Ну, просто так, не улетай, не уходи.
Попробуй раз ещё на глаз, на ощупь,
До боли ощути, как мёрзнет,
Стынет на ветру берёзовая роща.
А я тебе запомнить помогу:
Домов фасады, крылья листьев на излёте,
Последний птичий крик, в последнем перелёте.
Посмейся, над собою, пошути,
Удачи пожелай себе, им – доброго пути.
Так в пряталки, со стенами играя, ты не жди,
Когда закончатся седые, с проседью дожди.
Смотри, как опадёт желтеющая крона,
И в бирюзовые глаза перевозящего Хирона.

<<<     ОГЛАВЛЕНИЕ     >>>