Рожденье, становленье, умиранье утреннего сна,
Где хватка тонкой нежности мертва –
Так над водою рыбкой крутится блесна,
За нею тенью гонится стремительно плотва.

Там, где искусство сна несёт с собою ахинею
Всё скроет и затмит, и спрячет в норы
Где, несомненно «я», а может быть не «я», по ощущению немею
Звуча меж фарс-мажором и минором.

Здесь в кубе куб, цветная маска Пикассо
Споёт в пустом музейном зале ариозо,
А памяти заноза, накинет на меня лассо,
Ещё желтей, чём жёлтый цвет подаренной мимозы.

А дальше лев на лапы встал и вместе с ним единорог.
Зачем Ван-Гога, отрезанное ухо, повернулось к уходящим звукам?
Твоё, стуча пугливо, сердце вышло за ничей порог
И сны, на этот раз, как говорится, были в руку.

Проснешься в немоте один и больше не имеешь маски,
Нет двойника, нет тени, ты как пушинка невесом
В сиянье полдень. Он сильней сгущает краски
Жмёт на педаль, вращая световое колесо.