Рожденье, становленье, умиранье утреннего сна, Где хватка тонкой нежности мертва – Так над водою рыбкой крутится блесна, За нею тенью гонится стремительно плотва.
Там, где искусство сна несёт с собою ахинею Всё скроет и затмит, и спрячет в норы Где, несомненно «я», а может быть не «я», по ощущению немею Звуча меж фарс-мажором и минором.
Здесь в кубе куб, цветная маска Пикассо Споёт в пустом музейном зале ариозо, А памяти заноза, накинет на меня лассо, Ещё желтей, чём жёлтый цвет подаренной мимозы.
А дальше лев на лапы встал и вместе с ним единорог. Зачем Ван-Гога, отрезанное ухо, повернулось к уходящим звукам? Твоё, стуча пугливо, сердце вышло за ничей порог И сны, на этот раз, как говорится, были в руку.
Проснешься в немоте один и больше не имеешь маски, Нет двойника, нет тени, ты как пушинка невесом В сиянье полдень. Он сильней сгущает краски Жмёт на педаль, вращая световое колесо.
|