Москва, Кащенко, Загородное шоссе, дом два.
Взрослеют мысли тростника, бледнеют по тебе в давно ушедшее, в поминки…
С тех пор в ночи, в крови ко мне живой ползешь едва
На этот раз, на этот день свои, закончив с миром поединки.

Ведь скоро ночь, а зимний день от трёх и до семи
И на рассвете в морозе, вмёрзнет пение ночных туманов.
О, боже правый, вспомни, не забудь и осени,
Когда по улицам за «солнцедаром», летит Губанов.

На лбу косым дождём легла вчера подстриженная чёлка,
И ангел на снегу кричал: Смог, смог…его царапал заскорузлый коготь
Ведь после праздника, заброшена на задний двор пустая ёлка.
Быть самым молодым, из гениев, нас этим не растрогать.

А где всемирна наглость – там привычное нахальство.
В твоих карманах крошки на обед, и не найдется даже девушки,
И слог едва звенит полуживой, кружась предсмертным вальсом
С друзьями, с родиной… Слов дуэли не игрушки.

Мучительно собрав бумаги, друзья уже давно прошли ОВИР,
Потом их память, долго будет ставить пластинку седого соловья.
А здесь костёр из листьев, по-прежнему не переложим его клавир
И по Москве буддистской, гуляют твои чужие сыновья.