Приметы, прошлой жизни, были неспроста. Их так вот не припомнишь, пока строку не заарканит опус Потом, поди, туда – сюда, спроси у дома, белого куста В чем дело было? Знает только «Ка» - тот старенький автобус.
Заснежен, занижен, сник в сугробах «альма-матер». В заливе памяти картинка была уже закончено пуста. Так трудно пересечь у прошлого чужой экватор, Как разобрать впервые ноты, играть их, пробуя с листа.
А рядом, по левую руку, тянулось длинное тело манежа Он мерз, как и я, в коротенькой куртке по пояс Мне холодно. Может, я слишком тонок и нежен, Чтобы греть холодное жало огней, их рубиновый голос.
А пока я стою и смотрю, и не трогаюсь с места, Вижу, как снегом колючим площадь «Блаженный» поднял и вознёс. Я склеен совсем по-другому, из хрупкого белого теста И какое мне дело до клятвы башенных звёзд.
А пока я живу, и не ведаю шума ареста. Переходы подземные не спешат и везут в никуда. Если нету слезы, так утру, чуть замёрзшее место У реки, где застыли во льду, до далёкого лета суда.
|