Разговор с Фаустом

Лаборатория культуры

«Я буду даже Мефистофелем, только не оставляйте меня».

Иисус Христос.

Надпись на сказке М. Горького «Девушка и смерть»:

«Эта штука посильнее «Фауста» Гете». (Сталин).

Фауст считал, что все проблемы на Земле возникают потому, что не правильно переведена Библия. Что в начале было не «слово», а «логос».  «Логос» это структура, а структура это устройство. И оттого, что произошёл неправильный перевод, пошли искажения. И у зла есть мера и структура и соответственно у добра тоже.

И чтобы не быть голословным: что же является составляющим устройством добра? Один английский структуралист Дж.Беннет считал, что оно состоит из нужды, конфликта и святости.

Современный русский мир, каким бы он ни прикидывался, он всё-таки мир обмана, морока. Эта тема звучит у Ф.Достоевского: перед Иваном Карамазовым появляется чёрт, как перед Фаустом – Мефистофель. Фауст стар, и ему не сделать новый перевод Библии, естественно, когда дьявол предлагает ему стать молодым, то у него появляется шанс реализовать эту идею. Но вместо этого он отправляется в погребок Ауэрбаха, а после увлекается Маргаритой, забыв о начальной проблеме правильного перевода Библии.

Кем надо стать, чтобы выжить в этом социуме? Как выжить современному Фаусту, который овладел не только богословием?

Принц Гамлет – принц крови. Для него прикинуться безумным очень сложная задача, чем даже стать сумасшедшим. Его разговор, по сути - это разговор с невидимым, с инкогнито, с тенью, с Мефистофелем и Фаустом. Ведь Мефистофель это абсолютизация нигилизма: «я дух, всегда привыкший отрицать», но в то же время в нём есть линия романтизма, как форма отрицания конечного во имя бесконечного. Фауст, как продолжение Мефистофеля знает бога Минуты: «едва я миг отдельный возвеличу, вскричав: мгновение, повремени, всё кончено, и я твоя добыча». Это и есть начало трагедии фаустовской культуры, которая присутствует в драматической вселенной Шекспира и современного человека. Если в мире Шекспира и Гёте культурные нормы существуют, и там можно было говорить на языке соглашений, то в наше время язык выгод, инициатив и пользы имеет двойное дно с неясными последствиями.

И уже в 20 веке эта же тема заключения сделки, мы читаем в романе Томаса Манна «Доктор Фаустус», где теолог, музыкант Адриан Леверкюн заключает соглашение после долгого сопротивления, он поддаётся уговорам дьявола. Ведь вдохновение, озарение имеет люцеферическую природу. Люцифер играет на рояле.

В одной из увиденных мною передач ТВ, некий неизвестный человек покупал души людей, цена которых была определена суммой 1000 рублей. При этом заключался контракт, где человек, продающий свою душу ставил  подпись. Эта ситуация – пример неправильного символического обмена. Этот неизвестный не имел никаких обязательств, кроме выплаты денег. Никакого романтизма... И хотя сделка была публична, выглядела она мелочной и неправдоподобной, маскируясь под честный обман.

Даже Мефистофель должен служить до первого мига, когда он, Фауст, успокоится, довольствуясь достигнутым, ведь Фауст всего лишь человек, поэтому будет иметь дело лишь с несовершенными приходящими явлениями видимого мира. Постоянная неудовлетворённость его утомит и тогда же он возвеличит отдельное мгновение, его пыл,  недолговечную ценность конечного бытия, а стало быть, изменит своё стремление к бесконечности, к развитию своего смысла. Важно продолжение индивидуального проекта и следование своему потоку не только в этой жизни, но и там, в иной жизни. Большинство людей не думают об этом, также как не думает об этих последствиях и Фауст, поэтому заключает сделку с Мефистофелем.

Реальность Фауста, это в какой-то степени реальность Гамлета и реальность индивидуального человека. Раскрывая символику принца: подсознательно принц – сын дяди, и продолжатель тени отца, не соглашаясь с устройством государственной лжи. На власть беззакония (аномию) он отвечает личным беззаконием: убивает Полония, мстит дяде и т.д.

To be, oh not to be
It is a guestion…
Морщины покрывают лоб, ты полюби
Вбирая сумрак жизни трещин.
Ты принц, сын короля, ни дяди
Опасность края власти, грани знает,
Берёт в помощницы судьбу, не глядя
И интуиции себя вверяет.
Энергий восхожденья мощь влечёт её к пределу:
Отвага – безрассудства мать
И ясно, что какое принцу дело, он Арес
Смахнёт ли с будущего праха мрак историк,
И он с ленивою усмешкой в его адрес
Скажет: « Мой бедный, бедный Йорик»?

Мир Шекспира это мир трансгрессии (миры, которые когда-то были, но теперь их нет), всё-таки живёт под знаком закона.

Русский мир якобы докапывается до справедливости, которая полностью зависит от случайного.   Достаточно вспомнить стихотворение М.Волошина  (1911г.)

Здесь разгадка инкогнито, анонимного эпиграфа: «Незримый - зрящим, видимый – невидящим, дарю безмолвным речь и неподвижным бег, и я обманщик, но в обмане – истина».

Эта Пушкинская строка тоже призывает тень, но с другим подходом – докапывания до реальности, который, как правило, отбрасывает современный человек. Для него то, что было вчера, уже не реально сегодня и надо подтверждать вчерашние договоренности.

Здесь прошёлся таинственный ноготь «великого барда» «замшелый мрамор царственных могил, исчезнет раньше этих веских слов». Верные слова, которые подбирает поэт, создаёт условия для бытия или не бытия. Разговор с Шекспиром - это разговор с Фаустом. Но Бог умер в наше время, по утверждению Ницше, значит, нет и Мефистофеля? С кем же будет подписывать контракт современный Фауст?

Шаг уходящих поколений-
Ритмичный дантовский язык.
Поэтов – страстотерпцев тени
Идут в Бессмертие из книг.
Ритм остановленных мгновений,
Тот самый «фаустовский» миг,
Когда кометой гаснет гений
В безмолвьи белой яви книг.

                              А.Н.Зелинский, 1981год.

В каком-то смысле это аспект обмана, из которого рождается творчество, а творчество это вотчина Мефистофеля.

В каком-то смысле к нам прорывается обман: в социо-культурном, экономическом, идеологическом, человеческом плане. Всё-таки в 1911году Макс Волошин напророчил честный обман.

<<<     ОГЛАВЛЕНИЕ     >>>